Современному человеку привычно идентифицировать себя и других через профессиональное сообщество, к которому он принадлежит. Особенно это заметно в жанре некролога, где трудовая биография, общественные заслуги и набор деловых качеств покойного затмевают его личностные черты и качества. В итоге указание на профессию, причастность к конкретной организации и перечисление достижений в работе становятся неотъемлемой чертой жанра современных некрологов. Порядок публикации некролога в газете отражает актуальную социальную иерархию и демонстрирует социальный статус покойного при жизни. Автор некролога зачастую представлен как коллективный говорящий — представитель конкретной организации. Также причастность к определенным институтам и сферам деятельности прослеживается в оформлении надгробий в пространстве современного городского кладбища — земные успехи умерших нередко фиксируются в пространстве мертвых и, таким образом, увековечиваются. Получается, что институты и учреждения диктуют особый порядок включения покойного в пространство публичной памяти. Статья посвящена способам экспликации профессиональной идентичности покойного и экстернализации его трудовых достижений при помощи институционализированного набора выразительных средств и клише, выбора определенного жизненного сценария для описания жизни умершего. Выводы, изложенные в статье, опираются на данные исследования некрологов, опубликованных в «Царскосельской газете» в 2000–2015 годы — ведущем печатном средстве массовой информации г. Пушкина (город в составе Пушкинского района Санкт-Петербурга), а также на данные анализа надгробий начала XXI века на Кузьминском кладбище — одном из главных кладбищ города.

Статья посвящена колыбельной «Спят усталые игрушки» из популярной советской передачи «Спокойной ночи, малыши…». Данные полевого исследования, проведенного автором в Санкт-Петербурге в период с 2008 по 2024 годы, показывают, что песня — одна из самых упоминаемых в современном городском репертуаре убаюкивания. Предмет исследования — включение нового медийного формата колыбельных в устную повседневную практику. В статье анализируется текстовая, визуальная и музыкальная составляющая заставки передачи, в которой звучала колыбельная. В результате анализа автор приходит к следующим выводам. В отличие от традиционной колыбельной, адресатом которой был младенец, колыбельная, звучащая с экранов, была рассчитана на широкую аудиторию. Текстовая составляющая имеет формальные признаки колыбельного жанра, включает мотив пожелания сна «все спят, и ты спи» и маркеры «баю-бай». При этом текст в большей степени ориентирован на литературный

канон и авторские колыбельные, созданные в советское время, чем на традиционную колыбельную песню. За время существования передачи ее заставки неоднократно менялись, начиная с черно-белой рисованной и заканчивая любимой аудиторией заставкой А. М. Татарского в технике пластилиновой анимации. Транслируемая ежевечерне и рассчитанная на широкую аудиторию, колыбельная в сочетании с музыкальным и визуальным текстом попадала в зону личного за счет адресованности ребенку, мужской вокальной партии и анимированной заставки, облегчающей восприятие текста. Первоначально медийная, колыбельная включается в приватную семейную практику и входит в устный канон.

В материалах представлен взгляд на коммуникацию дачников с точки зрения их аграрной деятельности. На основе материала, собранного в ходе фольклорной практики в 2018 году, вводится классификация типов передачи аграрных навыков, выдвигаются гипотезы о практическом смысле такой передачи. Различные способы взаимодействия дачников с растениями (включающие в себя как невербальное, так и вербальное «общение») передаются как от старшего поколения к младшему (первичный вариант), так и между представителями одного поколения. В том случае, когда владение навыками оба актора признают атрибутом важного для себя статуса «хорошего дачника», передача практики позволяет советчику занять доминирующее положение, при этом реципиент может признать такое распределение ролей или отказаться от статуса «младшего». Отказ становится возможным благодаря рассказу третьему лицу: перенимающий практику может указать или на то, что он не принял совета, или на то, что совет не представляет для него ценности. Существует также вариант рассказа о принятии совета, при котором статус советчика относительно статуса рассказчика не повышается.